…А потом она сказала что-то типа «И ничто не будет нарушать естественного хода твоей жизни». Да, подумал я, а ведь на самом-то деле я абсолютно ничего собою не являю. Всё это искусственно, и я вовсе не тот, кем хочу казаться. Ничем я не отличаюсь от благоразумного большинства. Я всего-навсего обыватель, равнодушное быдло, такой же, в общем, как и все. Банальнейшая тяга к самоутверждению – вот и всё, что мной руководит. Все эти тщедушные песенки никому, и мне в первую очередь, на хрен не нужны. Даже с самыми близкими, отнюдь не многочисленными, друзьями и соратниками весьма сложно общаться, так как рано или поздно кто-то начинает подавлять другого своим эго. А о непосвящённых и говорить нечего. Что меня больше всего бесит – так это то, что ВЫ (т.е. мои горемычные собратья по роду человеческому) непременно находите какие-то убедительные причины, доводы, простые и понятные обобщения. Агония подходит к концу, я даже уже начинаю улавливать чудесный аромат своих носков. И ещё теперь я с полнейшей уверенностью, не имеющей, впрочем, ничего общего с твердолобой зацикленностью, могу заявить о своём тотальном одиночестве (не в смысле «он сказал гуд-бай и ушёл в себя», а в каком-то несравненно ином, не знаю даже в каком, смысле).

   Эхе-хе-хе-хе… Презреннейшее, бессильное самооправдание. Вот таким вот дураком я и остался в её памяти. С глаз долой – а из сердца всё никак.

* * *

   А вот чёрта с два! Да, я действительно верю, что ещё способен что-то изменить. И это вовсе не какие-то там мои распухшие амбиции, а… не знаю, метафизический бунт или что-то ещё в этом роде. Ну не могу я себе позволить послать всё на хуй и забиться в глухую нору! Всё дело в том, что из-за меня по-настоящему что-то может случиться, от меня что-то зависит. И хотя случаются (а в последнее время – особенно часто) таинственные ночные звонки, или голоса за дверью, а посмотришь в глазок – никого, или ухватил, как кажется, что-то такое… Настоящее, и вдруг – бац! – словно и не было ничего, всё равно безумно хочется уповать, что я МОГУ. И это ПРИДЁТ. Рано или поздно. И я не побоюсь сдохнуть где-нибудь под забором, ненавидимый, презираемый, оплёванный всеми. Потом, конечно, всему этому будет найдено разумное объяснение, и троллейбусные пассажиры будут извлекать на свет пыльные понятия, будут катать колесо, начинать сначала, улетать прочь из клетки, видеть во сне небесные кренделя, будут, в общем, меня, убогое ничтожество, ни хрена, по сравнению с ними, конечно, из себя не представляющее, клонить к земле ниже тоненькой былиночки.